Катакомбы (Волны Черного моря - 4) - Катаев Валентин Петрович (читать полную версию книги .TXT) 📗
- Товарищ секретарь! - испуганно воскликнул Святослав, бросившись вперед и загородив дорогу Черноиваненко.
- Ну, в чем дело? - строго сказал Черноиваненко.
- Товарищ секретарь, не ходите! Подорветесь... Разрешите мне.
- Молодой! - усмехнулся Черноиваненко.
- Никак нет. Разрешите мне. А вам не положено.
- Что?
- Вам не положено! - настойчиво повторил Святослав, загородив спиной выход и не спуская с Черноиваненко решительных глаз.
- Это мне нравится! - добродушно проворчал Черноиваненко. - "Не положено!" А тебе положено?
- Так точно, мне положено.
- Почему ж это, интересно знать, тебе положено, а мне не положено?
- Потому что я солдат, товарищ секретарь, а вы не солдат.
- Слыхал, Туляков? - сказал Черноиваненко и показал плечом на Святослава.
Черноиваненко нахмурился. Его лицо стало суровым.
- Вот что, Марченко, - сказал он, поворачиваясь к Святославу, - я был солдатом тогда, когда твой батька еще, пожалуй, пешком под стол ходил. Понял? А ну, дай-ка!..
Черноиваненко легонько отстранил Святослава с дороги.
- Вы ж подорветесь! - испуганно крикнул Святослав.
- Ух ты, какой беспокойный мужичок! - сказал Черноиваненко и, не оборачиваясь, полез в щель. Но через минуту появился снова, весь с ног до головы залепленный снегом. - Видите, что делается, какая завирюха!
Он снял облепленные снегом очки и стал их протирать полой своего бобрикового пальто.
- В двух шагах ни черта не видать. Настоящая зима завернула. Норд-ост. Черт украл месяц.
26. ПУРГА
Петя и Валентина как очарованные смотрели на снег - настоящий, белый, пушистый, веселый снег, который принес с собой Черноиваненко. Свежий, острый запах наполнил всю пещеру. Он опьянял, кружил голову. Снег падал хлопьями с ушанки Черноиваненко, с рукавов. Снег золотился при свете "летучей мыши", и было что-то в высшей степени праздничное, елочное в его пухлых комьях, словно посыпанных борной кислотой. Он был такой душистый, как будто от него пахло мандаринами. Наконец дети не выдержали, бросились к дяде Гаврику и стали обирать с его пальто снег. Они сжимали снег пальцами, катали, лепили из него крошечные снежки. Они клали его в рот и сосали до тех пор, пока у них не заболели зубы и не стало ломить лоб. Тогда они, будучи не в силах с ним расстаться, стали "играть в снежки", стараясь попасть друг другу в самое лицо или засунуть крохотный тающий комочек за шею. Они так расшумелись, что даже всегда спокойный, уравновешенный Серафим Туляков прикрикнул на них:
- Ну, вы, детский сад, потише! Хоть вы меня сегодня и спасли от мины, но надо ж и совесть иметь. Хватит баловаться, а то я вас живо отправлю назад в лагерь.
- Нет, с очками ни черта не выйдет, - сказал Черноиваненко, укладывая очки в футляр. - Попробуем без них... Святослав, дай-ка мне какие-нибудь клещи или лучше кусачки.
Святослав порылся в сумке противогаза и подал кусачки.
- Вот добре. Сейчас мы посмотрим, что они из себя представляют, эти самые знаменитые мины. А то, может быть, они существуют лишь в вашем воображении, - сказал он, весело посмотрев на Петю и Валентину, которые, боясь, чтобы их не отправили в лагерь, скромненько сидели в углу, на брусках ракушечника.
Черноиваненко сунул за пояс кусачки, поправил ушанку и снова полез в скважину выхода. На этот раз он пробыл наверху не менее получаса.
Легко сказать - полчаса! Принято говорить, что часы летят, как минуты, или минуты тянутся, как часы. Может быть, это вообще и верно. Но в данном случае время не тянулось и не летело. Время утратило всякое подобие движения. Время тягостно остановилось. Оно было неподвижно, и неподвижны были люди в пещере. Из щели тонкой, пронзительной струей дул ветер. Звук ветра казался вкрадчивым посвистыванием точильного круга. Снежная пыль, заносимая ветром, с хрупким шорохом оседала на стенах хода. Вокруг стояла неподвижная, плотная, почти осязаемая тишина, и эта тишина казалась предшествующей взрыву. Святослав и Серафим Туляков молчали и не шевелились. Они были похожи на статуи, вырубленные из гранита. Петя и Валентина сидели на камне, прижавшись друг к другу, покусывая от волнения пальцы.
- Слышишь?
- Да. Ветер.
- Ужасно сильный ветер.
- Дядя Гаврик сказал, что это норд-ост.
- Это очень хорошо.
- Почему хорошо?
- Тише! Слышишь?
- Слышу. Это снег шуршит... Почему хорошо, если норд-ост?
- Потому что на дворе теперь ни зги не видать. Завирюха. Они его не заметят... Тише!
- Что?
- Мне показалось... Нет, ничего.
- Как же он будет разминировать, если ничего не видно?
- Он будет на ощупь. Это еще лучше.
- Разве это лучше?
- Конечно, лучше. На ощупь никогда не ошибешься. А на глаз всегда можно обмануться.
- Молчи! Слышишь?
- Не слышу.
- А я слышу. Идет. Честное под салютом - идет!
Из хода посыпался снег, и в ту же секунду, скользя и спотыкаясь, в пещеру ввалился Черноиваненко, весь белый и толстый, как снежная баба; даже нос как у снежной бабы - морковный. В вытянутых руках он держал какой-то предмет, похожий на детский гробик.
- Одна есть! - деловито сказал он сильно осипшим голосом. - Иди сюда, солдат! Держи, - обратился он к Святославу, протягивая детский гробик. Держи, не бойся, я уже вытащил взрыватель. - Он показал головой на пояс, где рядом с кусачками была заткнута медная трубочка взрывателя. - Бери, а то я руки отморозил. Пришлось работать без перчаток. Ну и саперы. Две копейки цена таким саперам. Поставили свой детский гробик на самом видном месте слепой и тот заметит!
- Ничего себе игрушка, килограмма на два веса! - сказал Святослав, подкидывая на руке деревянный ящичек мины. - Рванет - будь здоров!
Черноиваненко усмехнулся:
- Положи в сторонку, она нам еще пригодится.
Он нашел в углу пещеры доску от старого ящика, вынул из кармана ножик и быстро наколол лучин, сложил горкой, поджег зажигалкой и стал греть над маленьким костром озябшие руки.
- Ух, хорошо! Ах, хорошо! - приговаривал он, растирая малиновые пальцы. - Ну и с тем до свиданьичка. Пойду обратно, покопаюсь в снегу авось еще чего-нибудь найду!
- Может быть, мне выйти с тобой, на случай если появится какой-нибудь ихний патруль? - сказал Серафим Туляков.
